В США создаётся витрина красивой и богатой жизни, что привлекает людей из разных стран. На самом деле права и свободы человека в США сильно ограничены, большинство людей имеют психические отклонения, в продуктах много химикатов, медицина не лечит, а зарабатывает деньги, уровень культуры очень низок. Американцы хорошо знают, кто кого победил в холодной войне.
Нидас Ундровинас: Как живёт Америка. Подробности о жизни в США.
Содержание:
0:00:07 — как появляются нарушители закона
0:04:04 — как появляются маньяки
0:12:35 — как проводят опыты в пищевой промышленности
0:15:18 — хорошая еда доступна только богатым людям
0:16:07 — как делают “свежее” мясо
0:18:44 — где брать хорошие продукты
0:19:26 — смертельно опасное молоко
0:21:24 — частное строительство невозможно без множества разрешений
0:23:42 — что такое американская свобода и демократия
0:25:25 — Америка — страна возможностей
0:27:09 — богатая жизнь США в 90-е годы
0:29:33 — американцы не скрывают, кто кого победил в холодной войне
0:30:52 — главное оружие Запада — обман
0:33:40 — как американцы вывозят изобретения и людей из России
0:34:52 — почему в США мало талантливых людей
0:35:13 — святой доллар
0:35:38 — американская ловушка для эмигрантов
0:37:17 — программа Путина по возвращению соотечественников
0:39:13 — распространение американской уголовной культуры
0:40:50 — что такое американский детский театр
0:45:18 — амеркианская культура развлечения
0:47:25 — медицина — это бизнес
0:58:48 — чем Россия хуже США?
1:04:27 — в России можно то, что недоступно в США
1:06:10 — размен Родины на шнурки и тряпки
1:07:42 — в чём сила Америки?
Собеседники:
Нидас Ундровинас
Артём Войтенков – Познавательное ТВ, http://poznavatelnoe.tv
Нидас Ундровинас: Я прожил достаточно долгие годы, насытился вот этой всей законностью американской жизни, и совершенно не ожидал такого. Мы гуляли по парку, родилась только вот дочка у нас, а сыну три года было. Он ехал на велосипеде трёхколёсном. Буквально, метров пять максимум отъезжал и останавливался, отъезжал, останавливаться, так как там все дети должны быть под присмотром. Был тротуар, который входил в Т-образный и через какой-то там газон, метров через ещё пять улица была. И по этому тротуару бежала какая-то женщина, пробежку делала. А наш сын подъехал к этому Т-образному перекрёстку и остановился. И как совпадение: он подъехал, остановился, и бежит эта женщина. И она что-то поворачивается, и полицейская машина проезжала, и она начала что-то там кричать, руками размахивать. Прошло, ну, представляете, пять метров - несколько секунд. Она увидела, что мы подходим, и она сразу же убежала.
Полицейский включил сирену, не саму сирену, а мигалки, это означает "всем стоять и не двигаться". Мы вообще думали, что это не к нам относится. Полицейский на улице кого-то остановил, может быть. Он нам в окно: "Стоять, не двигаться!" Что-то вот такое произнёс. Мы стоим, не можем даже понять, что происходит, остолбенели, как бы. Он выходит, говорит: "Все ваши документы. Место жительства, работы, что ты вообще делаешь".
Я вообще не могу понять, что происходит, говорю: "Вы можете объяснить?"
Он говорит: "Мне нужно по протоколу, занести всё о вас".
Я говорю: "А для чего нужно?"
- "Я не могу сказать, пока не занесу".
Всё занёс, ИНН, как по-нашему это называется, все номера, всё от и до, чуть ли, я не знаю, сколько я вешу, цвет голубых глаз, цвет кожи. Мы стоим, и не можем понять.
- "Почему ваш ребёнок пятнадцать минут без присмотра?"
Я говорю: "Пятнадцать минут? Пять секунд. Опять-таки, как без присмотра? Вот же он перед нами, мы всё время видим его".
- "Нет. Женщина заявитель сказала, что она уже пятнадцать минут стоит с ним уже на этом перекрёстке, держит его за руку, и не знает, куда деваться".
Артём Войтенков: А женщина заявитель сама при этом присутствует?
Нидас Ундровинас: Она убежала.
Я говорю: "Давайте её догоним".
Он говорит: "Она сделала заявление, и вы теперь должны отвечать".
Я говорю: "Как же отвечать, перед кем?"
Он говорит: "Стоп, стоп. Никаких мне разъяснений не надо. Мы ввели в компьютер ваши данные, что вы некомпетентные родители".
Я говорю: "И что теперь?"
Он говорит: "Следующие ещё один-два привода, и мы забираем у вас детей, всех, причём, кто у вас в коляске, здесь".
Я открываю рот. Он просто отвернулся, сел в машину и уехал. На меня как буд-то, обрушился какой-то водопад ледяной воды. Из ничего, главное.
Вот, общался с американцами, говорю: "Что делать?"
Я работал, у меня там был врач один, доктор, он кардиолог, у него жена русская. Он иногда понимал, что люди немного не понимают, и он так, по-дружески иногда консультировал.
Он говорит: "Это да, если ты хочешь, можешь сейчас нанять адвоката за пять тысяч долларов, пойти в полицейский участок, судебное дело открыть, и выяснять. Там какой-то судебный процесс будет. Они может быть, эту женщину найдут, может быть, нет".
Но, опять-таки, нет никаких свидетелей, кроме моей жены, а жена не будет являться свидетелем, потому что, это как бы одно и то же - она может наврать, что хочешь. То есть, получается, что кто-то наврал, на тебя поставили жирный крест уже, какую-то галку, что если какие-то проблемы,- детей у тебя отнимут. Я не мог заснуть несколько дней.
Следующий случай был ещё интересней. Я с папой работал последнее время в одной системе. Мы жили буквально несколько улиц друг от друга, и, чтобы экономить бензин, то он на моей машине ездил, то на своей. В общем, менялись мы. Рабочий день один и тот же, вместе едешь. Так как он жил недалеко, я выходил навстречу ему. Выходишь там минут на пятнадцать пораньше, хорошо, прогуливаешься, там ещё какая-то осень была золотая, листья падают, везде они лежат. Просто романтика - идёшь с утра, такой рассвет, красота. Проходит месяц. Я по этому маршруту ходил, ходил к родительскому дому. Выходили соседи, прогревали машину, все здоровались со мной, по-американски лицемерно, хай, хай. И в один прекрасный день я сел в родительскую машину, выскочила бабулька, которая три секунды назад сказала мне хай, с такой улыбкой. Выбегает перед машиной, стучит по лобовому стеклу, что-то такое, на лице какой-то там ужас. Я думаю, что-то случилось, наверное, кто-то там умер, или кого-то раздавили.
Я открываю стекло, говорю: "Что случилось? Что-то помочь?"
И сзади сирена, врубленные мигалки - машина полицейская.
Она мне: "Выйди из машины, иди к полицейскому".
Я вообще не могу понять, что происходит, кто кого, что. Я выхожу.
Полицейский мне говорит: "Подойди сюда".
С важным видом, "поднимите мне веки".
Я говорю: "Что такое?"
Опять, то же самое, номера вот эти.
И я уже не знаю, куда деваться: "Что происходит?"
И вдруг из всех домов повыскакивали соседи. Все встали какими-то кучками, показывают на меня пальцем, что-то все кивают.
Я говорю: "Что произошло?"
- "Знаете, тут сигнал получил я, что по этой улице, и соседней, в семь тридцать утра ходит каждый день маньяк".
Я говорю: "Ну что, вам помочь поймать его, или что?"
- "Да нет, это ты".
А я ещё работал в научных лабораториях. Там обязательно надо было брюки, обязательно надо было рубашку менять каждый день. Вот эта вот бляха, кем я являюсь, там, сумочка для ланча, как холодильничек. В общем, как бы вот цивильный человек идёт.
Я говорю: "Может меня перепутали?"
Он говорит: "Нет. По всем параметрам"
Чуть ли не фоторобот сделали.
- "Может быть, меня спутали с кем-то? Или что-то там случилось?"
- "Нет, мы вот хотим предотвратить, чтобы ничего не случилось".
Тут подбегает какой-то мужик тоже, я его видел несколько раз, начал, чуть ли не залез в стекло машины и начал кричать: "Это он. Это действительно он. Я его узнал. Это я написал. Это лично я написал. Мне показалось очень удивительным, что все идут не к главной улице, как толпа, а наоборот, от главной улицы он идёт туда, вглубь".
Артём Войтенков: А, то есть, утром все должны двигаться туда…
Нидас Ундровинас: В метро, да. А я из метро, как бы, иду.
И он говорит: "Мне показалось до такой степени странным, что вот это я написал".
Я говорю: "Ну, что мне делать-то?"
Он говорит: "Ну, ничего. Я поставил галочку насчёт вас, что вы в каком-то там диапазоне маньяков находитесь. Но я вам хотел сказать (как он сказал, так мягко, как бы, совет), я вам советую здесь больше не ходить".
Я говорю: "Как не ходить? В смысле?"
Артём Войтенков: Это улица.
Нидас Ундровинас: Мало того, что улица - тротуар.
Я говорю: "А для чего тротуары?"
Он: "Тротуары?"
Как шокирован был таким вопросом.
Я говорю: "Да, тротуары для чего?"
Он говорит: "Да, чтобы по ним ходить. Вы поймите, вы ходите – посмотрите, сколько людей недовольны вашим поведением".
Я говорю: "Каким поведением? Что я хожу по тротуару? Я не понимаю".
Он: "Всё. Я не хочу разговаривать больше, обсуждать. Если вы хотите, нанимайте адвокатов, наверняка может быть, вы там будете правы, но мне пришёл сигнал от народа, что вот, тут маньяк, и они не хотят, чтобы вы здесь ходили больше. Я вам говорю - здесь больше не ходить".
Я говорю: "А как же с моим папой встречаться?".
- "Встречайтесь там, где вы живёте. Пусть он приезжает на машине за вами".
Я ушёл. Я не знаю, это не совет, это просто приказ был – "здесь больше не ходить". Это значит, свободная страна, Америка, демократичная, и мне говорит полицейский, не то, что там какой-то шизофреник, полицейский мне говорит: "Я тебе запрещаю ходить по тротуару здесь".
Артём Войтенков: Основная причина, то, что вы идёте против основного движения.
Нидас Ундровинас: Да. Вышел мой папа. Он присутствовал при этом всём. И вот эта бабулька, которая больше всех там орала. Я слышу, обратно иду, она: "Вы представляете, он ходит по нашим улицам. Здесь ходят наши дети, здесь ходим мы, а вот этот, вот, кто он такой? Почему он здесь должен ходить? И вы представляете, целых два раза он сел вот в эту машину напротив моего дома, моего дома".
А это норма. Вот, в чём дело. Это нормальные среднестатистические люди.
Артём Войтенков: Вы такие вещи говорите, которые трудно воспринять даже.
Нидас Ундровинас: Мой папа подошёл к этой вот бабульке, или бабкой её можно назвать, бабулькой уже невозможно, и говорит: "Посмотрите, вот это мой сын. Мы нормальные люди". Он как бы пытался ей объяснить, а у неё глаза, как стеклянные, просто смотрит вникуда - запёкшиеся слюни, она орёт, просто шизофреник какой-то. Она и есть психически ненормальная, там большинство.
И он говорит: "Посмотрите, это мой сын. Мы работаем в научной лаборатории. Мы не просто какие-то маньяки, или ещё что-то. Как вам кажется? Я профессор, мой сын работает в моей лаборатории. Он что, бандит, что ли?
Она так смотрит: "Бандит? Нет, он маньяк. Ты не понимаешь".
Она говорит: "Это не бандит, это маньяк, ты не то слово ему дал".
Я не спал, я не мог в себя прийти несколько дней. Несколько дней у меня вот эти лица, стеклянные глаза, что вот это является нормой. Что вот эта бабка, что этот мужик, - это будут мои дети такие же. Они так же будут доносить на кого-то, на таких же "маньяков" в кавычках, как и я. Это просто ни в какие ворота не лезет. То есть, я должен в рот смотреть, и быть таким, как они?
Артём Войтенков: И ходить в ту же сторону.
Нидас Ундровинас: Нет, теперь не ходить вообще. Мне же не разрешили ходить. Вот эти, некие стандарты, которые совершенно не совпадают с нашими, даже в голове не укладывается, как это может быть. Я сколько там лет прожил, даже у меня не было в голове, что такое может быть. Да, я знал, что там стучат. Я знал, что там следят за всеми. Но, чтобы ты там ходил, и ты им не понравился, и написать донос, что ты какой-то маньяк здесь, - это вот средний уровень. Это живут, я бы сказал, там люди с высшим образованием больше. Даже чуть-чуть выше, чем средний уровень. Профессура живёт, учителя высшей гильдии, инженеры, и такой вот случай.
Опять-таки, это же раскрыло бутафорский вот этот вот ландшафт, бутафорские дома, что вот оно всё красиво, а начиночка какая всего этого, вот этой жизни? А вот она, налицо. Таких случаев было у нас там куча, и не со мной только. Сколько там людей разводят руками, наших я имею в виду, и говорят: "А как же так, а как же вот так?"
Артём Войтенков: Здесь так.
Нидас Ундровинас: Здесь так. Хотите отплясывать новым хозяевам? Пожалуйста.
Артём Войтенков: А вот, по поводу ещё качества продуктов.
Нидас Ундровинас: Да, качество продуктов, очень интересный такой вопрос.
Артём Войтенков: Тем более, что вы же биолог, да?
Нидас Ундровинас: Да, я вам скажу, что там происходит. Так как, очень много людей в США, я не знаю, триста миллионов что ли.
Артём Войтенков: Триста тридцать уже.
Нидас Ундровинас: Триста тридцать, да. Кормить же надо всех. Все же кушают очень хорошо. Там где-то вывели, сделали в лабораториях эксперименты, что если курицу гормонами обкалывать, она на тридцать процентов больше. Корова даёт на тридцать процентов молока больше. Вы представляете, какой это объём? Это вообще, просто не мерянный. А дальше, то, что содержатся гормоны всякие, добавки нехорошие, гормоны роста, вкусовые добавки, - это же никого не интересует.
Они же сделали как? Как делают эксперименты?
Вот, я делаю эксперименты, я вам точно могу сказать, как это происходит, лекарства даже. Вот, какому-то животному дают лекарство, или пищу, насыщенную этим веществом. Она его ест, выживает. Дают ещё большей концентрации, она ест, выживает. Дают ещё большей концентрации. Она ест, и умирает. Они говорят: "Ага, с этой концентрацией нельзя кормить, а вот с той, которая на планку ниже, - можно".
То есть, ты ешь, ты не умираешь, но ты всё равно получаешь дозу, ещё не убийственную, но ты получаешь это.
И говорят: "Ну всё, по нашим неким меркам проходит контроль, значит, можно людей кормить".
И что получается? Чтобы вырастить, скажем, какие-то овощи, добавляют туда ген какой-нибудь рыбы, для того, чтобы он был морозостойкий, к примеру, я говорю. Человек ест какой-то помидор на протяжении детства всего. А потом, у него раз, оказывается аллергия на рыбу какую-то. Он не может есть рыбу, у него начинает что-то течь, голова болит. И таких вот аллергий у двоих из трёх американцев вот такие проблемы с аллергией. Потому что, вот эта пища, которую они едят, насыщена вот этим генномодифицированной едой. То есть, та пища, которая, например, натуральная, то, что мы здесь едим…
Артём Войтенков: Здесь тоже уже.
Нидас Ундровинас: Ну, есть. У нас, в основном, если не питаться в каких-то там монстрах-магазинах. Мы покупаем, нам привозят всё равно, с какой-то фермы.
Артём Войтенков: Если вы знаете конкретные места…
Нидас Ундровинас: Опять-таки, есть альтернатива. А там её нет просто. И вот эта вот еда, то, что мы едим, я бы сказал, натуральная, пусть будет натуральная, там доступна только богатым людям. Она в три, в пять раз дороже, чем вот эта, генномодифицированная. Конечно, человек, если он тратит триста долларов, и потом будет тратить ползарплаты, или всю зарплату на еду, он даже не тянет есть такую пищу, не то, что не хочет. Он, может быть, хочет есть натуральное, но он вынужден. Мало того, что она генномодифицированная, она ещё, знаете, лоточек там приподнимаешь, там какой-нибудь грибочек, или ещё что-то, но она уценённая. Скажем, была пять долларов за паунд, а стала три доллара. Ты говоришь: "Ничего, щёточкой отмою, ничего страшного, вырежу, и съем, и нормально, переварю сто раз". Вот таким питается народ.
Мало того, что он генномодифицированный, он ещё размороженный, оказывается, с каких-то пятидесятых годов. То есть, там свежего просто нет мяса. Я тоже почему-то раньше думал, свежее, там везде написано fresh. И мы шли, в каком-то магазине, где мы покупали, около нас продуктовый, и лежит там такой кусок мяса для продажи, за витриной, где свежая продукция, супер дорогая, скажем семь долларов за паунд. Паунд - это где-то полкилограмма. Лежит этот кусок, стоит какой-то парень, и из распылителя, с краской, у него прямо малиновая краска, и он его обпшикивает, поливает.
У меня жена спрашивает: "А что вы делаете-то?"
Он говорит: "Вы что, хотите тот, который свежеразмороженный видеть?"
Жена говорит: "Подождите, какой свежеразмороженный, если написано fresh как бы"
Артём Войтенков: Свежее мясо.
Нидас Ундровинас: Парное, как бы.
Он говорит: "Нет, свежеразмороженное".
То есть, понятия fresh, как у нас парное, там не существует. Там всё мясо, оказывается, замороженное. Потом его размораживают, красят вот этим распылителем.
И он говорит: "Если бы вы увидели, какого оно цвета, оно какого-то серо-зелёного, вы его никогда не купите. А я вот…"
Артём Войтенков: В супе мясо, оно же варёное, серое.
Нидас Ундровинас: Да. "А я, - говорит - делаю, чтобы вам было приятно купить его".
Лида говорит: "Так это же вы просто покрасили".
Он говорит: "Ну и что? Это же пищевой краситель, что тут такого?"
И жена у меня начала интересоваться, а потом оказалось, что вот это мясо с каких-то пятидесятых годов, его вытаскивают из азота пятьдесят лет спустя, размораживают. Оно лежит на витрине пока не станет полностью невостребованным. Его закатывают вот в эти плёночки, кладут опять тебе, чуть дешевле уже на продажу. Потом оно начинает покрываться грибками, его уценяют ещё в два раза. И в конце концов, вот это мясо, которое стоит три доллара за паунд, получается шесть долларов за килограмм, ты его покупаешь, которое уже просто на помойку выбросить, и ты ему ещё очень рад, что ты схватил распродажу, купил. И вот этим вот питаются американцы.
Так что, всё генномодифицированное, всё второсортное, третьесортное, всё, что выбрасывается у нас в контейнеры, или на корм собакам отдаётся каким-то, там это считается для среднего человека, и даже выше, - это обычная еда.
И есть там ещё некие организации, называются Амиш (Amish), это приехавшие из Германии христиане, католическое направление, они отвергают, как бы всю технику, отвергают вот эти новшества. Они живут такими общинами, как деревня целая. И вот, недалеко от нас такая была. Ну как недалеко, там получается пятьдесят километров. Но, опять-таки, я был готов ехать пятьдесят километров раз в неделю, они для нас забивали свинью, телёнка, всё это, опять-таки, на моих глазах. У них нет никакой там химии, всё натуральное. Молоко они прямо при нас там доили, давали. В Америке молоко натуральное никто не пьёт. Там в школе говорят: "Если ты выпьешь натуральное молоко, ты умрёшь".
Артём Войтенков: Как умрёшь?
Нидас Ундровинас: В смысле, что ты можешь оказаться в реанимации. Потому что, там есть некие бактерии, ты их съешь, выпьешь, тебе станет плохо. И это очень плохо. Надо, чтобы его высушили, из него сделали порошок, туда добавили антибиотиков. Антибиотики, это же, ничего не будет расти. Они не задумываются, что если ты выпьешь антибиотики, что тебе будет?
Тебе говорят: "Всё будет нормально. Потому что, в молоке же нормально, ничего же не растёт. Мы же заботимся о тебе".
И вот это вдалбливают в школе. И никто тебе даже натуральное молоко и покупать-то не будет. Мы когда ездили, единицы только покупали вот у этих амишей, просто кто-то нечаянно заехал. А чтобы регулярно, он сказал, что только вот вы - единственная семья. Мы для себя брали, и ещё там русские пара семей, для них брали молоко, мясо, картошку, всё натуральное. Есть альтернатива. Но, опять-таки, альтернатива есть, но она не востребована.
Представляете, всё натуральное, всё замечательно, а все говорят: "Да вы что? Я этому не доверяю. Я доверяю там, гипермаркету какому-нибудь. Я доверяю Ашану, например. Только там. Потому что, я знаю, что там он прошёл контроль. А здесь что? Ты пришёл. Там может он больной какой-нибудь. Как я буду есть это мясо?"
И вот, с детства приучены люди, чтобы кушать только такое. Опять-таки, потом вот эти все заболевания у них, отклонения, проблемы, осложнения. Потом лечение начинается всех этих болезней.
Для чего туда ехать? Есть вот эту генномодифицированную второсортную еду, покупать трусы, и всё как бы? Ради чего? Я не пойму? У нас возможностей не меньше, чем в США, - сто процентов. Если человек хочет, он тот же самый дом может построить. И тот же кредит взять, и построить себе и жить в этом доме. И он, этот кредит будет пять лет каких-нибудь, или десять.
Артём Войтенков: У нас сейчас тоже большие цены на недвижимость.
Нидас Ундровинас: На недвижимость, да. Но, вот я построил дом за миллион, миллион двести где-то. Ну что это? Это вообще смехотворно. И сейчас причём подешевело всё, все материалы. Можно сказать, за миллион я построил. Я вообще никогда в жизни этим не занимался. Купил литературу, почитал, посмотрел, приценился, позвонил. Там заказал, фундамент вырыл сам, бетономешалка приехала, мы вдвоём с женой бетон заливали. У меня жена вот такая вот, вообще, метр шестьдесят, худая. Я сделал такие лопаты-ладьи, гребли, такие вёсла. Выливали бетон, с женой залили, я не помню, сколько кубов, четыре бетономешалки. Залили же, сделали, и всё как бы замечательно. Закон закрывает глаза на то, что у меня нет сертификата, чтобы заливать бетон. А в Америке мне бы сказали, что у тебя нет сертификата, чтобы грести бетон, принимать. И всё. Мы сейчас бульдозером всё разрушим тебе сразу же.
Артём Войтенков: Да? Такое бывало?
Нидас Ундровинас: Да, там просто… Если бы я построил вот так в Америке дом, здесь я его просто легализировал, там ты его никогда бы не легализировал. Там на тебя настучали бы, приехал бы бульдозер, и просто снёс бы этот дом и всё. Ещё бы штрафанули и в тюрьму бы посадили. То есть, там дизайн дома обязательно должен быть предоставлен деревне, или кому-то, администрации: высота, ширина, глубина, всё должно обсуждаться, всё должно быть по каким-то нормативам ихним, не по твоим. Не то что, у меня есть миллион, а сегодня у меня пять миллионов есть. Я хочу дом построить в пять раз больше. Вот у меня есть земля, я сейчас построил такой. Взял, построил, так все ещё говорят: "Как здорово. Какое-то новшество, красиво". А там бы просто приехал бульдозер, и снёс тебе всё. У нас не ценят вот это вот, вот эту свободу.
Артём Войтенков: Мы просто с другим не сталкивались. То, что вы рассказываете про Америку, у нас же такого нет, по крайней мере, пока. Вот поэтому мы и не считаем, что хорошо жить.
Нидас Ундровинас: В Америке, да, вот этот сценарий американский:
- то, что народ законопослушный,
- то, что тебе сказали, ты сделал,
- что тебе сказали больше налог платить, ты платишь.
И все молчат, и надо этих содержать, потому что, вот это. И всё. И там ничего не меняется. Вот, тебе говорят, что пенсию надо забрать на нужды армии, потому что, это национальные интересы, нужно покрыть чем-то. Ты говоришь: "Да". Но ты не можешь сказать "нет", потому что, к тебе государство пришло, тебе письмо пришло от президента: "Нам нужны твои деньги". Ты что, скажешь, я сейчас буду судиться с президентом, что ли? Можешь подать, были какие-то случаи.
Артём Войтенков: Понятно, чем кончилось.
Нидас Ундровинас: Да. Так же, как свобода слова. Какая-то женщина была, её сына в Ираке, что ли, убили, военный был. И она начала всю правду говорить, что никаких террористов нет, я знаю, что это значит это. Что вы думаете? Сначала её высмеяли, что она просто дура, потом психопатка, а потом она просто исчезла. Свобода слова, да. Вот же недавно какая-то стояла у Вашингтона с табличкой, стояла с плакатом "Нет войне". И подошла к забору ближе, не то место, где разрешено, а ближе на газон. Загребли, всё, куда-то отправили в какие-то застенки.
Артём Войтенков: То, что вы рассказываете, это ставит такой, очень большой жирный крест на Америке, как демократической стране, где есть права человека, свобода слова.
Нидас Ундровинас: Не, ну какая демократия? Тебе говорят: "Вот, ты можешь работать, зарабатывать денег немеряно. Кто был никем, тот стал всем. Пожалуйста, доходи до генерального директора, есть возможность. Получай эти кредиты. Например, у меня мой бывший шеф, он врач-кардиолог, он заведующий кафедрой. Им там кушать нечего было, когда он был маленький, выносили мебель за неуплату. В конце концов, у него зарплата тридцать тысяч в месяц, долларов. Он говорит: "Я был никем, а стал кем. У меня всё шикарно, замечательно".
Понятно, что это всё кредиты, у него по семьдесят задолженность, триста тысяч ещё. Он вышел на пенсию, и всё работает. Но опять-таки, он говорит: "Ну, я же могу, я же тяну". Страна возможностей. Вот это вот имеется в виду, наверное. Опять-таки, не все же могут заниматься каким-то бизнесом, обманывать, спекуляциями заниматься. Люди есть такие, большинство, им дают задание, они сделали, не крутят какие-то финансовые дела, ещё что-то там. И получается, что средний человек работает на фабрике в Америке, и он может взять вот этот кредит, оплачивать квартиру в пятьдесят квадратных метров, и, в конце концов, её выплатить, например. Вот - страна возможностей. Возможности есть, пожалуйста. Вот это, наверное, имеется в виду.
Комфорт этот создан. Опять-таки, я же говорю, весь этот комфорт, красивые районы, дороги, всё это сделано исключительно для того, чтобы ты захотел - захотел купить, взять кредит и выплачивать именно вот эту недвижимость.
А совсем недавно в Америке жизнь была, буквально до девяностых годов ещё пожёстче. Я с каким-то американцем разговаривал, он говорит: "Ты что? Девяностые годы - это вообще песня. Кредиты были по двадцать, шестнадцать процентов на ипотеку. Девяностые годы когда начались, - шесть, три процента. В семье была одна машина".
Артём Войтенков: Интересное совпадение, да?
Нидас Ундровинас: Да. Кредиты на машину, три процента, и у каждого человека теперь машина, то была одна на семью. Вообще, девяностые годы…
Я говорю: "А ты знаешь, откуда это всё?"
Он: "Не знаю, наверное мы тут хорошо так развиваемся".
Я говорю: "Это просто выгребают из моей страны всё. За куски бумаги просто меняют золото, интеллект, детей, всё вообще".
- "Ну, типа, я в политике не понимаю ничего. Я вот знаю, что всё замечательно. А там, до этого была жутчайшая жизнь".
Представляете, какой кошмар? И я это осознаю, и думаю, ну как же так вообще? Просто не могу даже пользоваться этим, когда знаешь, что у нас там грабят просто людей. Какие-то американцы набивают себе живот этими гамбургерами, а кто-то здесь лишается исключительно из-за того, что вот эти девяностые годы произошли.
Артём Войтенков: А до сих пор мы платим Америке дань.
Нидас Ундровинас: До сих пор. Я смотрю - хотят прекратить это всё.
Артём Войтенков: Нет, мы платим.
Нидас Ундровинас: По-моему, эти гранты, которые выскребали недавно, Владимир Владимирович сделал, выгребают отсюда деньги, а мы у них просим гранты на науку, или на образование.
Артём Войтенков: Хоть что-то дайте.
Нидас Ундровинас: Хоть что-то. И что вот этот вот путь некий немного обрезали, и сделали, что эти деньги сразу нам пошли. То есть, стрелочников убрали.
Артём Войтенков: Что-то где-то, но, в целом мы всё равно платим из бюджета.
Нидас Ундровинас: Мы платим. Они же официально сказали, что мы побеждённая страна.
Артём Войтенков: Они сказали?
Нидас Ундровинас: Ну да. Что мы Холодную войну проиграли. Все об этом знают. Все это говорят.
Артём Войтенков: То есть, они внутри себя вообще не скрывают.
Нидас Ундровинас: Не скрывают. Потому что, во-первых, они выиграли Отечественную нашу, Вторую Мировую. Там и Первую, по-моему, они тоже уже выиграли, сказали: "Только мы, если бы не мы, там вообще все бы загнулись. Мы миру мир принесли". Вторая Мировая война, и с Советским Союзом ядерная была Холодная война, которую американцы выиграли. А кто выиграл, тот и берёт дань с этого дела. Всё это логично.
Артём Войтенков: Да. Только у нас про это молчат. Про то, что мы проиграли. А они-то у себя, как вы рассказали, спокойно совершенно признают. А у нас про это молчат.
Нидас Ундровинас: У нас молчат, наверное, потому что, чтобы люди не встали, может быть. Чтобы какой-то революции не было.
Артём Войтенков: Конечно, если мы поймём, что мы проиграли, то тогда это очень сильно меняет положение. А так мы думаем, что "мы глупые русские, что у нас тут порядка нет и ничего нет, а вот американцы, они живут хорошо, потому что, они успешные, эффективные менеджеры, и хорошо развиваются".
Нидас Ундровинас: Я сказал бы, да, правда в том, что не то что глупые, а мы больше как доверчивые, наивные люди, которые попадаются на вот эти вот, американские штучки, которые давно отработаны, в виде, как облапошить. Так же, как, например, мы, когда уезжали, нам обещали золотые горы, всё замечательно. А когда мы приехали, сказали: "Мозги на стол, или вы на улице". И при этом, зарплата… А здесь, вообще, ну просто: "Давай я тебя расцелую, я тебя вывезу, всё у тебя будет". Приехали, тоже там какие-то апартаменты снимали при университетах. Но, опять-таки, всё было до такой степени очень всё ограничено. Все деньги почти уходили на аренду, на еду еле хватало. Вот, пожалуйста. А попались же. А попался даже кто? Человек, который много раз ездил туда.
Артём Войтенков: А то есть, не просто так поехал в неизвестность.
Нидас Ундровинас: Конечно, вот мой папа, он же ездил много раз. С восьмидесятого года, по-моему, несколько раз в США он видел, он всё знал. Ну как всё знал? Опять-таки, не путайте эмиграцию с туризмом. Туда приезжаешь, всё замечательно, курорт. А потом, когда курорт одно, а тут своя жизнь. Оказалось совершенно всё по-другому. Сказали: "Всё. Мозги на стол. Все идеи на стол. И всё". Всё очень по-другому: всё жёстко, и всё сурово оказалось. Потом ещё вспоминал мой папа: "Ой, там, в Советском Союзе как вообще всё. Только наукой и занимался".
Здесь администрацией занимаешься в основном. Шестьдесят процентов какие-то бумажки подписываешь, перекладываешь, добиваешься. Сколько ты денег с гранта получил - платишь налог, потом отчёты постоянно.
"Я - говорит, - никогда в жизни не занимался, занимался тем, чем я получал образование, биофизикой. Я сидел, делал эксперименты, всё замечательно, идеи воплощал, всё давали. Да это просто золотые годы были. Ни о чём не думал, о своих работниках, о команде, которая мне помогала. Здесь, говорит, за каждого надо отвечать, каждому платить, каждому страховку медицинскую, ещё что-то".
Всё на нём было. Я бы сказал, что наши, не то, что они наивные дураки. Наивность есть. Просто никогда не было в жизни вот этого трения с жёсткой западной жизнью. Так же, как американцы приезжают, наивные, улыбаются. Но они какое-то своё дело, что им надо, они тебе выгрызут, ещё как выгрызут. Если приехал американец, это не значит, что дядя приехал с большим сундуком денег, и будет тебе просто с барского плеча. Он тебе даст стеклянные бусы, а с этого тебе мозги, идеи какие-нибудь. Да все наши препараты некие, механизмы действия - всё запатентовано, всё своровано, большинство отсюда. Здесь у нас, которые изобрели, сгнили в коммуналках, а там кто-то миллионы за это получает теперь. Они знают очень хорошо.
А у нас люди доверчивые. Ну что, приехал человек, ну да, давай, заходи ко мне в гости, посидим, поболтаем. И пошло: а что вот это, а что вот то, а расскажи мне вот это. Чего там, подпили, ты вообще просто брат, дай, я тебя поцелую, и всё тебе расскажу, ты мой дорогой. Просто, наша душа. Но у нас опять-таки, у нас же что? У нас широта такая, что: ну да, потерял, ну ладно, новое будет.
У нас же таланты, они существуют. Да, их не замечают многих в России. Их не видят, не платят им за это. Но этих талантов, как их было море, так они и остались. Но там их почему-то нет. А почему? А потому что, с детства настроено, кем бы быть, чтобы зарабатывать много денег. Деньги, доллар, доллар, доллар – всё. Там доллар - это самое святое, что можно придумать. У нас где там рубль? Для тебя святой рубль что ли? Да какой там рубль? Да нет. А что у тебя святое? Ну не знаю, живу себе и живу, дела делаю какие-то. Ну, есть рубль, ну нет рубля, что тут? А там это вот цель жизни: доллар - это святое.
Представляете, уехали, как знаете, - огни большого города! Уехали в большой город – Красная площадь, машины "иномарки".
Артём Войтенков: Другая жизнь. Дивный новый мир.
Нидас Ундровинас: Да, другая жизнь. А потом оказывается, что это клоповники какие-то, пашешь с утра до ночи. Ты же не будешь своим родственникам и друзьям говорить, что я пашу, там клоповники. Да ты что! Вот тут Красная площадь, вот-вот кредит на машину иномарку буду брать. Тоже самое и там - они закрывают глаза на многое. У них чувство, не то чтобы, неудовлетворенности, а расстройства от того, что ошибся, а ошибку признать не можешь. Потому что, здесь попродавали всё. Там внесли в кредиты, а кредиты все полопались, в смысле, недвижимость упала. Получается, продавая дом, они еще должны банку. Получается, что на эти деньги они должны банку, сюда возвращаться некуда, потому, что они всё продали. Всё достаточно дорого же в большом городе, например. И они начинают себя уговаривать, что всё замечательно, это вот полный идиот, который говорит по телевизору, эта полная дура, потому, что ей заплатили деньги – и, в итоге, пошло поехало. Вот это наша некая натура такая.
Артём Войтенков: Нет, ну это любого человека. Никто же не хочет признавать себя неудачником, сделавшим неправильный выбор. Тем более, когда вернуться назад уже очень сложно.
Нидас Ундровинас: Ну, вообще-то, да. Поэтому хорошо, что Путин сделал эту программу, и почему-то никто ею не пользуется. Я не могу поверить.
Артём Войтенков : Программа обратного переселения.
Нидас Ундровинас: Да.Шикарнейшая программа! Да, это не Москва и не Санкт-Петербург, но опять-таки - это Калининград, Дальний Восток, Тверь. Тебе дают для семьи коттедж, если семья у тебя есть, по специальности тебя устраивают. Единственное но - это не твое, ты должен государству пять лет отработать на этом месте, а дальше ты можешь купить этот дом, можешь - нет. Опять-таки, где, в какой стране тебе дадут такие возможности? Контейнер в 10 тон в одну сторону, две машины без таможни – и это всё за счет государства.
Артём Войтенков : Можешь перегнать?
Нидас Ундровинас: Конечно.
Артём Войтенков: Интересно, я не знал.
Нидас Ундровинас: Да вы что! ЭтоПутин, когда пришел к власти, он сразу же сделал эту программу. Это для того, чтобы люди возвращались. Я когда в посольстве был, мне предложили эту программу, но мы уже купили здесь кусок земли и я, вообще из Москвы сам. Я бы может быть и поехал, если бы я с некоторыми трудностями, с которыми столкнулся, с таможней, еще что-то там - проблемы у меня были. Я может быть сейчас вот на эту программу и подал бы. С радостью, причем. Но, я знал, что я приеду не в гнилой сарай, где буду копать, а приеду просто в шикарные условия. Да, это будет не мое, но у меня есть возможности, есть перспектива. Ну, в Америке, извините, там есть что ли? Кредит вот этот? Не знаешь, что будет завтра, и с тобой живут, не знаю, может завтра негры скупят вокруг тебя всё, так как в цене всё попадало. И всё, там же всё очень быстро, быстротечно. Мы тоже, когда район присматривали - дом, я имею в виду. В таком в среднем районе, смотрели школу. Проезжал я мимо средней школы каждый день.
Артём Войтенков: Американской?
Нидас Ундровинас: Да, американской. Там в этой школе было три процента негров. За два года их стало шестьдесят процентов. За два года! Они там раньше где-то кучковались, проезжаешь мимо - они стоят. А потом всё наоборот, они уже стоят в большинстве массы, а "белые" где-то кучкуются. И вот эти их манеры. У них же все эти манеры взяты из зоны. Большинство черных людей сидело в тюрьме. И вот эти манеры: спущенные станы, это в тюрьме отбирают пояса, чтобы они не давились. У них эти штаны постоянно падают и они их так придерживают. И эта мода среди черных вошла: все ходят с тряпками на голове или с чулками, вот эти спущенные штаны, и вот этот рэп, цепи, на себя навешанные. Рэп, наколки – то есть точное копирование зоны. Я не знаю, почему в нашей трех тысячелетней культуре внедряется вот эта "негро-уголовщина" низкосортная.
Артём Войтенков: Американская низкосортная уголовщина.
Нидас Ундровинас: Да, и поощряется ещё среди молодежи и поддерживается, не знаю кем.
Артём Войтенков: Ну, мы же войну проиграли. Вот это следствие, мы им платим и еще и..
Нидас Ундровинас: Да, и плясать должны, как они пляшут.
Про культуру хотел рассказать. Вот, у нас здесь люди ходят в театры, дети ходят в детские театры. Во всяком случаи, это принято было. Вот, мы с детьми ходим до сих пор, интеллектуальную пищу получаем. В Америке такого понятия как театр уже почти нет. Оно есть, может 0.01 процент населения им пользуется. В основном, это кинотеатры и такие шоу. Мы пошли с ребенком совершенно случайно, по блату дали билетик, называется, "Элмо Шоу" (Elmo show). Там какие-то переодетые люди.
Артём Войтенков : По-моему, к нам приезжали - "Элмо", там такие куклы, лохматые, большие.
Нидас Ундровинас: Да, лохматые куклы, такие шарообразные глаза прыгают. Решили посмотреть, что это такое. Мы пошли с моим ребенком, сыном на это шоу. Когда мы туда зашли, это бывший театр. Театр сделан был в индуском стиле, взято из Индии, всё золотом каким-то сусальным отделано, какие-то Буды стоят. Всё очень красиво. Внутри зал в таком же стиле, какие-то кренделя. Ну, очень красиво. И, вот, врубается клубная музыка, оглушительная такая, что, если кричать в ухо, ты даже не услышишь, что человек хочет. Это называется театр для детей. Перед спектаклем тебе продают горячую еду сразу на подносах. Ты можешь взять стейк, кетчуп, картошку и с этим зайти прямо в театральный зал, сесть, смотреть и есть это всё, запивая кока-колой. Во время представления, я имею в виду.
Началось представление. Думать особо не надо было, потому, что сразу сказали, что это Элмо. Я не знаю, кто это? И какого рода вообще? Оно очень печальное и его надо развлекать. Давайте ребята будем его развлекать! Два часа "канкан" плясали, медсестры, учителя развлекали. Вместе с ним и эта клубная музыка. Все орали, кто-то вскакивал, подносы переворачивались на пол. Потом в них уже встаешь, кто-то встал - к ноге прилип кетчуп с картошкой. Всё это в театре, который сусальным золотом расписан. Дети орут, взрослые орут, что надо еще громче кричать, Элмо не слышит тебя. У меня ребенок стал зеленого цвета, чуть ли не оглох, во вторых, он не мог вообще понять, что происходит. Представляете, ребенка в клуб повести. Когда представление закончилось, весь зал пестрил перевёрнутой едой, кока-кола упала и разлилась. Все идут, смеются, дети как какие-то заведенные, просто прыгают от такой жутко громкой музыки. Наверно, это все как-то на психику давит.
Артём Войтенков: Еще бы!
Нидас Ундровинас: Мы вышли и были в таком шоке! Мы спрашиваем, говорим: "Вот это театр?"
- "Да, это театр".
По-нашему, это развлечение больше, не театр, а развлечение.
И, буквально, через улицу там был ещё кукольный театр. Мы пошли в этот кукольный театр. Его сделали русскоязычные евреи, которые приехали из России, арендовали помещение, сделали куклы сами. Поразительной красоты вот эти спектакли были. Стоил билет в кукольный театр три доллара, и на этом спектакле было всего пять человек. Мы подошли, познакомились, там муж с женой занимались.
Мы спрашиваем: "Как дела, как бизнес?"
Они говорят:"Очень всё плохо, мы на гране разорения".
"Как же, – говорю, - вот через дорогу только что был "Элмо", мы ходили. Билеты по двадцать долларов нарасхват просто. Обрисовал эту всю картину. Там делать вообще нечего. Просто ужас. Вы не хотите повторить?"
Они говорят: "Это шоу, у нас театр".
Я говорю: "А почему у вас никого и, при этом, цена почти в десять раз меньше, а там ломится?"
Он говорит: "Ну вот, к сожалению, наверно сейчас обанкротимся. Мы недопоняли американцев. В таком театре нашем надо думать, а здесь, ты должен сесть и тебя развлекают".
Так что, скажем, наш балет, который приезжал Кировский – это было что-то такое, шедевр просто! Там никто даже в жизни такого не видел.
Артём Войтенков : А его кто-нибудь понял, вообще?
Нидас Ундровинас: Например, муж сестры на "Щелкунчике", по-моему, посидел до середины, сказал, что, конечно, очень красиво, но я ничего не понимаю, можно я домой поеду.
Артём Войтенков: Вот!
Нидас Ундровинас: Собиралась исключительно интеллигенция: доктора, академики в этом зале. Они говорят: "Мы не понимаем, нам это не надо, поэтому ходить мы не будем. Мы лучше купим фильм у себя на плазменном телевизоре, выпьем три банки пива, будем смотреть, и радоваться как всё замечательно".
Вот американская культура. Можно сказать - поощрение без культуры, бескультурие. То, что у нас здесь считается нормой, там тебя просто не понимают.
К нам приезжали, у жены знакомые одни – несколько женщин. И мы их повели в дом музыки. Купили билет за свой счет, привели их, там были гусляры и русские народные песни, пела оперная певица.
Артём Войтенков : Вы имеете в виду, в Россию?
Нидас Ундровинас: В России, они приехали из Америки. Женщинам по шестьдесят лет с чем-то. Женщины сказали: "Очень красиво, мы в жизни ничего такого не видели, никогда вообще. И не присутствовали". То есть, для них это какой-то шедевр. Так как они гости, они не говорили, что мы не понимаем. Они сидели с открытым ртом просто.
Ну, ещё, конечно, я хотел рассказать про медицину. Медицина в Америке – то же самое, что и вся остальная жизнь: это исключительно бизнес. То есть медицина сделана не для того, чтобы людям помочь, а для того, чтобы вытянуть из них как можно больше денег. Мало того что медицина в Америке платная, и таких "счастливчиков" в кавычках может оказаться сорок или пятьдесят процентов населения. Остальные, если ты заболел, если у тебя какая-то проблема, ты просто умираешь, и всё, никто тебе не поможет. Они могут тебе помочь, если они убедятся, что ты состоятельный человек или ты тянешь, тогда тебе навешивается кредит сразу. Ты не успел, например, прийти в поликлинику, или в больницу тебя привезли, тебе уже через несколько минут какие-нибудь смс из банка приходят, что "мы готовы оплатить ваши все счета уже". Ну, конечно, уже под проценты, на долгие годы, потом этот ком растёт, как и всё в Америке, вся вот эта кредитная зависимость. Даже если у тебя есть страховка, там рассчитано на то, чтобы ты как можно больше раз пришёл. Потому что каждый раз, когда ты приходишь, ты платишь, не знаю, двадцать долларов или сколько, не помню, пятнадцать долларов.
Артём Войтенков: Так, а ты всё равно платишь?
Нидас Ундровинас: Всё равно, да, это не страховка, это работа вот этой вот женщине, которая сидит, принимает тебя, слушает, записывает и говорит: "Да, садитесь, я вызову". Вот за это ты платишь, я не помню, десять или пятнадцать долларов. Дальше начинается раскручивание, некие нормативы. Ты заходишь к врачу, но ты к врачу не попадаешь, тебя сначала должны взвесить, рост - каждый раз одно и то же. Рост, значит, вес, самочувствие, температура - это уже делает медсестра, или даже не медсестра, а которая помощница медсестры. Вот этот сервис стоит сто пятьдесят долларов сразу. То есть, сел ты к врачу, зашёл врач – сразу с тебя слупают какие-то тоже уже тысячи начинаются. Да, страховка покрывает это всё, но опять-таки, всё делается исключительно ради денег. Дальше тебя могут послать на какие-то непредвиденные исследования, которые стоят вообще бешеных денег. Они тебе смотрят, что у тебя страховка покрывает какое-то количество, и они на всю эту страховку хотят вытянуть как можно больше из этой страховки денег.
Артём Войтенков: То есть не важно: надо тебе, не надо тебе. Они тебя пошлют, и страховая это всё оплатит.
Нидас Ундровинас: Да.
Они тебя спросят: "Вы делали анализ мочи, кала?"
- "Нет".
- "Как нет? Всё, без этого мы тебя не сможем обследовать, тебе надо сделать".
Ты делаешь, кровь сдаёшь, ещё что-то.
Тебе говорят: "Знаете, мы что-то нашли уже у вас там, вы даже и не задумывались. Вам надо сделать такое-то обследование, чтобы утвердиться да или нет, а то, знаете, рак ходит по стране, СПИД ходит по стране, обязательно надо".
Людей подсаживают, если у тебя есть страховка, что ты обязан каждые полгода являться к терапевту, участковому врачу, сдавать все анализы, общее исследование такое. Это просто без этого как будто тебя подводят так, что ты уже не можешь как будто дышать. Ты обязан это всё делать. Дальше начинаются зубы, чистка зубов, скажем, каждые шесть месяцев.
Потом тебе ещё смотрят: "У тебя что-то с зубами, тебе надо чаще приходить, три месяца каждые, у тебя страховка же покрывает всё".
Ты говоришь: "Ну, а зачем мне надо?"
- "Ну, страховка покрывает".
Жена пошла чистить зубы, и Денису, сыну, три года было.
Спрашивают: "А у вас сын уже прошёл стоматологический осмотр?"
У меня жена говорит: "Зачем? Вроде как ребёнок. Молочные зубы выпадут если что".
Пауза, и ушла эта женщина, как медсестра. Потом жене чистили зубы, ещё что-то.
Выходит радостная такая: "Есть покрытие на вашего ребёнка, срочно надо почистить зубы, но перед этим сделать рентген".
Жена говорит: "А зачем рентген делать ребёнку в три года?"
- "Ну как зачем? Без этого мы не сможем вывести какой-то кариес, например, зубов".
Жена говорит: "Так я не хочу вроде как".
Она говорит: "Как? Страховка всё покрывает!"
То есть на неё смотрит, как на дуру: ты чего вообще? У меня сестра пошла, у неё дочка такого же возраста – ей всё сделали, и рентген, и нашли кариес, и засверлили, и сделали какую-то пломбу молочных зубов. Ну, то есть сразу же находится, вот только приди и всё. И ты начинаешь, видят, что ты не понимаешь немного, и всё, так сказать, пошло-поехало.
У меня были некие проблемы с этой депрессией, одно-другое-третье. Через какое-то время мне лекарство выписали.
Я для сравнения пошёл здесь к неврологу. Мне сказали: "Да ты что, вот эти лекарства – это вообще, когда ты умираешь уже, и тебе дают. Ты что, ты их принимаешь?"
Я говорю: "Да".
- "Так у тебя рассыпятся вообще все кости, через десять лет вообще ты инвалидом станешь, там надо вообще одну десятую этого принимать!"
Я возвращаюсь в США, им говорю это всё. "А-а-а! А-а-а!"
Я говорю: "Я вас не понимаю, что вы смеётесь".
- "Ну, да, кости рассыпятся, купи себе таблеточки, витамины".
И после этого меня, как знаете, раз: просто здесь, как дубарей, вытряхают из них – всё, дальше у тебя рассыпаются кости, ты идёшь уже к другому врачу, дальше у тебя осложнения.
Я говорю: "Мне сказали в России проверить печень, почки, потому что фильтруется вещество это, надо посмотреть, как оно работает вообще, может, у меня печень скоро вообще уже отвалится".
- "А-а-а! А-а-а!"
Я говорю: "Я вас не понимаю, в чём проблема-то вообще". "Ты что, я вот тебе сейчас покажу статистику".
Я говорю: "Да я плевал на эту статистику, совершенно плевал, мне не нужна. Скажите, что у меня? Почему мне в России говорят одно, а вы совершенно другое? Почему вы здесь утаиваете что-то".
И он уже видит, что я разбираюсь, конечно, дал ответ, который я понял, что эта медицина на каком-то низшем уровне. Обычные люди попадают к врачам, которые иммигранты в основном – это индусы, в последнее время арабы, которые получают образование у нас здесь в основном. К хорошему специалисту ты вообще почти не попадёшь никогда, очень редко. Делается антураж, бутафория, шикарный кабинет – вот это всё, а специалиста ноль, не особо. Если ты начинаешь понимать в этом всё, они сами начинают бояться, они тебя начинают бояться. Медицина рассчитана на то, чтобы в основном высосать из тебя как можно больше денег.
Артём Войтенков: А для этого тебя нужно сделать больным.
Нидас Ундровинас: Тебя нужно сделать больным. Все американцы едят по горсти таблеток с утра, горсть вечером. Всё время у них какие-то проблемы: от того, от того, от того, аллергия, это, почки, это.
Их иногда даже спрашиваешь: "Путешествуешь?"
- "Мы не можем путешествовать: у нас нету, мы не сможем себе таблетки купить".
Даже отказываются из-за этого, представляете? То есть это подсаживают, людей делают больными просто-напросто, для того, чтобы из них высасывать деньги. А что для тебя самое важное? Это здоровье, правильно? Для тебя самое важное – здоровье.
Ну, ладно, ты, если попал в какой-то район, психологически ты ущемлён. Но, извините, когда у тебя плохо со здоровьем – так это всё уже, правильно, ты готов всё отдать. И вот тебе делают так, чтобы ты вот эту всю страховку, которая у тебя есть, всё-всё из неё высасывать. Тебе какие-то обследования, одно-другое-третье, какие-то тебе затемнения находят. Они же ещё как делают – находят просто из какого-то нормального куска, ткани, скажем, кишечника какого-нибудь, находят тебе какие-нибудь как будто пятна, но на самом деле, может, там ничего и нет. Делают тебе операцию плановую – можно сказать, здоровый просто кусочек зашивают. И статистика: операция прошла на ура, статистика с такими заболеваниями – супер.
И что вы видите, когда вы открываете интернет? Что такая-то Америка по таким-то полостным каким-то операциям на первом месте, потому что у них всё там заживает, всё вообще, и вот эти все пункты. А оказывается, большинству людей просто здоровым делали. И кому они помогают? Но статистика – да. Говорят, раковые эти на первом месте. Я сам, когда в раковом центре работал, брал куски рака молочной железы – своими глазами я видел пять молочных желез, которые были и отрезали просто так.
Артём Войтенков: То есть здоровые.
Нидас Ундровинас: Здоровые, да. Я не знаю, как сказали этим женщинам, или наверняка не сказали, это тоже тайна какая-нибудь была, ещё что-то. Вот, пожалуйста, вам − это просто ошибки, ошибка на ошибке. Да, оборудование шикарное там, но специалистов очень мало хороших. И лечатся только исключительные люди, я так понимаю, вот для них тогда хорошая, может быть, медицина и специалисты.
Поэтому я, когда приехал в Россию, пошёл в поликлинику, где мне медной трубочкой посмотрели в ухо и сказали: "Да у вас там, не расстраивайтесь, у вас там то, то, то, то, то".
И для меня это, как мёд на душу. Ежели я пришёл бы в Америке к какому-нибудь специалисту с супераппаратами, мне бы сказали: "Вам надо прокалывать".
Я как-то себя до такой степени в России комфортно почувствовал. Я почувствовал, что я здесь гораздо безопасней, чем в США, с медициной. Я живу среди своих людей, я разговариваю на родном языке, меня все понимают с полуслова, у меня здесь своя глубокая культура, здесь полродни на поле брани погибло, мне есть чем гордиться, я должен это как-то своим детям передать. А не гордиться тем, что вырезали индейцев или суперменами какими-то, придуманными.
Или вот эти приписанные герои, когда американцы помогали нам в Отечественной войне, какие-то приписанные нули. И вот эти фильмы низкосортные, которые даже не научной фантастикой являются, когда там показывают, как там героизм какой-то, ещё что-то. Да там просто вот такая масса на горстку каких-то немцев – ну, конечно, они могут их взять. А когда наоборот, вот такая горстка наших разбивает вот такую кучу немцев – вот это да, я знаю, что это правда, это действительно было. Я думаю, что не надо менять ложь на правду, и преподносить, что как будто мы полные, как вы говорите, дураки наивные.
Артём Войтенков: Ну, нам это вдалбливают.
Нидас Ундровинас: Да а кто? Пусть вдалбливают. Я могу говорить совершенно всё по-другому. Вот я прожил там почти двадцать лет, вот я вам рассказал, какие минусы в США есть. А какие плюсы? Ну, не знаю, хорошая погода, может быть, ну и всё, может быть.
Артём Войтенков: Ну да, там климат получше, да.
Нидас Ундровинас: Там просто климат: получается, север Америки − это как наш юг, ну, и дальше тропики. И конечно, там погода, может быть, помягче. Но опять-таки – кому как. Я вот, например, приехал – да, для меня было вот это свинцовое небо, несколько месяцев депрессионно выглядело. Но я дышу замечательно, у нас шикарный вообще климат, самый лучше в мире, не надо кондиционеров никаких летом.
Артём Войтенков: Уже надо становится.
Нидас Ундровинас: Ну всё равно, можно без кондиционеров, там-то нельзя.
Артём Войтенков: В лесу можно.
Нидас Ундровинас: Ну да, может быть. Шикарный климат, тебя окружают твои люди. Я даже не знаю, какая может быть почва уезда вот для меня лично, эмиграции в США. Сколько уже, пятый год пошёл, как мы здесь, но вот мы не можем своему счастью поверить, как всё здорово. Да, вот оно так, да, какие-нибудь дороги разбитые, ну и что. Красная площадь стоит, театры стоят, слава богу, всё замечательно, покушать есть, вообще всё налаживается, по-моему, прямо на глазах. Я имею в виду, что жизнь и как-то… Вот если посмотреть, в 2000 году я приезжал – ну совершенно как-то по-другому всё было.
Артём Войтенков: Ну, в 2000 году − это Путин только пришёл, это всё, это развал страны уже готовился.
Нидас Ундровинас: Хаос был полный, но опять-таки – значит, к лучшему же ведётся, правильно? Но многие не понимают это, многие ссылаются. Опять-таки, не так же всё просто из хаоса полного собрать всё обратно. Опять-таки, когда людям вдалбливают, что ты должен быть менеджером, только менеджером, или бухгалтером, а они – чтобы не за станком стоять токарем или на фабрике фасовщицей какой-нибудь. Говорят: "Нет, нет, это для каких-то других национальностей". Как это? А кто должен это делать? Это твоя страна. Кто должен землю копать? Это твоя земля. Я не знаю вообще, что за взгляды такие. И тем более люди есть некоторые, и им даже не дают это делать, вот в чём дело. Я имею в виду, копать, крутить что-то. И вдалбливают, почему-то ты должен каким-то менеджером, бухгалтер…
Артём Войтенков: Ну, мы же проигравшая страна, вот поэтому мы ещё живём по всем правилам американским.
Нидас Ундровинас: Нет, внутри же страны тоже не бараны, не дураки. Тебе сказали, да, понятно, но ты же должен как-то своей головой думать.
Артём Войтенков: Но вот вы сами сказали, что в Америке очень сильна вот эта внешняя обёртка, что всё красиво, здорово. Вот то же самое у нас показывается, что в Америке хорошо, а у нас плохо. Хотя если вот как по вашим рассказам сравнивать, так у нас-то лучше, и не только по вашим. У меня достаточно много уже людей, целый сериал получился, как живёт заграница. Ничего такого, вот так прямо совсем такого, чего из-за границы стоило всё бросить в России и поехать за рубеж, − нет. Наоборот, оказывается по многим вещам даже хуже.
Нидас Ундровинас: Ну да, я говорю, вот эта дезинформация, которая шла многие годы, и со стороны Запада, вот даже когда Советский Союз был, вот эти всё фантики показывали, разноцветные трусы и тому подобное − но не в этом же смысл. Да, хорошо, пусть у тебя этого не будет здесь, но другие же ценности у человека есть: у него есть культура, у него есть общение, социум − это же немаловажно, а никто не догадывается, что на этом-то жизнь и обосновывается.
Артём Войтенков: Вот, вы понимаете, вы этого были там лишены и вы понимаете, насколько это ценно. А здесь у нас: вот что имеешь − не хранишь, потеряешь – плачешь, да? То есть здесь у нас это есть, мы это не ценим. И вот, наверно, хорошо было бы всех вот людей, которые ругаются на Россию, отправлять так годика на три куда-нибудь на Запад, чтоб они пожили, просто поняли разницу.
Нидас Ундровинас: Да, может быть. Но опять-таки, сейчас так и есть. Вот демократия − ты можешь поехать, подать свои документы, ты можешь поехать поработать, посмотреть, не эмигрировать окончательно, а приехать посмотреть. Пожалуйста, есть же возможность сейчас благодаря вот этой демократии, которая у нас. Железный занавес-то убрали. Пожалуйста, поезжай и в Европу, и туда, и сюда.
Артём Войтенков: Только не туристом, а поработать именно.
Нидас Ундровинас: Ну, поработать, да. Сейчас же такие времена, вообще просто прекрасные. Смотрите: можешь ездить по всему миру, ты можешь зарабатывать деньги какие хочешь вообще, возможностей море. Никто тебя за предательство родины, вот меня в своё время расстреляли бы, предатель родины я был бы. Сейчас этого нет, наоборот даже некоторые прислушиваются, есть люди которые: вот человек был, наверное, он там…
Да я говорю: " Ребята, давайте я вам открою глаза, что вы счастливы были. Я вот счастлив: вот я приехал, я сделал, я хотел, и я построил себе дом, я нашёл работу любимую по специальности, я работаю, все работают, всё замечательно, у нас нет нехватки хлеба, мы едим шикарную еду, мы ходим в театры. Ну да, может быть, у нас нет каких-то там машин, которые по миллиону рублей, так они мне и не нужны, такие машины. Да, у меня Дэу Матиз, у жены Киа Рио – ну и что такого-то? У нас есть средства передвижения, нам вполне".
Американская система, то, что там почти недоступно, мы осуществили здесь за пару лет просто. Но то что вот самое ценное – это наша культура, которая передаётся, и мы это не ценим, не осознаём, я сказал бы. Не осознаём, какая это мощь. Это такая цивилизация, что уйти от этого потом просто невозможно, потом всю жизнь, где ты будешь на чужбине, себя чувствовать, что ты на чужбине бедный, несчастный человек. Вот в основном все эмигранты так себя и чувствуют в конце концов.
Все мечтают, все приезжают сюда, плачут и говорят: "Ну, куда же мы? Нас там…" А куда? Всё понятно куда: кредиты выплачивать, на поклон идти хозяину новому. У каждого разные ситуации, кто уехал. Ну, большинство едут за счастьем каким-то, за новой жизнью, за лучшей якобы, а получается, что да, то, что у нас очень мало, там есть, но то, что у нас есть, там нет. В общем, знаете, некий баланс такой должен быть в жизни. Нельзя тоже петь песни, ходить слушать Пушкина и жить в коммуналке с жутким каким-нибудь интерьером – тоже так нельзя, надо что-то, чтобы было красиво, чтобы всё по-человечески было. Вот сейчас такие времена и наступили, я так понимаю.
Артём Войтенков: Да, ну, хорошо, очень такой познавательный рассказ, тем более что мы начали с Америки, а закончили Россией.
Нидас Ундровинас: Ну, мы же сравнивали. Мы же не можем говорить только вот так и так. Я же в сравнении говорю. Надеюсь, тоже многим откроются глаза, кто-то станет любить родину, может быть, ценить её как-то. Да, времена и хорошие, и плохие, но опять-таки ради разноцветных каких-то шнурков не стоит менять, конечно, свою родину.
Артём Войтенков: Ну, что мы и сделали в 90-е: мы продали страну за вот какое-то там тряпьё, колбасу и какие-то пустые обещания, просто пустые обещания.
Нидас Ундровинас: Ну, понятно - стеклянные бусы для туземцев. Оять-таки американская обычная система: просто тебе даются бусы, а за это золото у тебя забирается – это обычная система. Я бы не сказал, что американцы – какие-то монстры, что вот они нас поглотили. Мы сами дались этому всему, вот в чём проблема-то. Ты должен знать был заранее, предусмотреть, и это было везде написано – вы посмотрите советские какие-то учебники, что людей обманывали, людей лишали того. И что, это каждому ребёнку, каждому человеку преподносилось у нас в советское время, а те, которые специально в каких-то организациях были, они же наверняка об этом знали. Так значит, как вот говорил царь, везде ложь и предательство, коррупция, вот это всё и произошло. Не то, что там какой-то монстр пришёл и всё-всё сожрал – люди нашлись такие, один-другой, в политике, в советское время, я имею в виду. Несколько человек продались, а потом десятилетиями народ расхлёбывает всё это.
Поэтому Америка, она, вот видите, если у тебя нет оружия и ты не можешь дать по соплям обратно, грубо говоря, она, значит, тем и воспользуется. Вы посмотрите, с кем Америка воюет – у которых нет армии, у которых ничего нет. Есть нефть.
Артём Войтенков: Вьетнам, Корея, да.
Нидас Ундровинас: Гораздо хуже оснащение. Они же не лезут сюда, они же могут вполне, но они знают, что здесь есть ядерное оружие. Например, как с Югославией. Приплывёт какой-то крейсер, который напичкан томагавками, они, значит, полетят на Москву. Они уже знают, что этот крейсер, он просто не доплывёт досюда, он просто там же и утонет, ну, если война будет. Они понимают это, поэтому, конечно, они хотят ресурсы забрать, конечно, постоянно они и говорят.
Там же мадам Олбрайт (Madeleine Albright) говорила: "Почему ресурсы принадлежат только России? Они должны принадлежать цивилизованному миру".
А почему тогда их ресурсы нам не должны принадлежать какие-нибудь там, я не знаю, золотой фонд тот же самый. Почему нет? Технологии давайте все нам ваши тогда нам тоже, компьютеры - всё, давайте. Почему нет? Медицина, оснащение. А вот, да, обращение такое, значит, как себя поставят, − а мы молчим, значит, надо обратно то же самое говорить. Сейчас вот начали говорить. Так такая там истерия, вообще просто, началась. Ну, хорошо, пусть, но мы должны говорить и гнуть свою палку. Вот в чём Америка: у неё есть амбиции, она с них не слазит. Вот у нас были бы амбиции, которые – вот так, и всё, Советский Союз, и всё, мы ничего не знаем. Всё, всё, всё, всё, - всё замечательно.
Артём Войтенков: Так и было.
Нидас Ундровинас: Да, так вот. Понятно, как надо действовать, значит. Всем всё понятно, но только находятся такие лица…
Ну, представьте, вот к вам домой придут американцы в гости, скажут: "Артём, такой отличный парень ты, но вот сейчас мы у тебя всё забираем отсюда".
- "Ребята, давайте, в общем, на выход".
Правильно? Да. А сделали так, что ты стоишь, а у тебя всё выгребли, ты смотришь на это всё. Значит, что такое? Плохой хозяин. Правильно?
Артём Войтенков: Но, тем не менее, сейчас это так и происходит, вы очень правильно сказали, с нашей стороны: у нас всё выгребают даже, ни за что, мы просто ничего не имеем с этого.
Нидас Ундровинас: Так же как и английский язык: почему нет института по фильтрации вот этого английского языка? Почему у нас выходишь − там какой-то "хот-дог" написано. Что это такое вообще?
Артём Войтенков: Да потому что раб должен знать язык хозяина.
Нидас Ундровинас: Да, я понимаю, но мне, например, неприятно, я не хочу даже знать, что это такое. Что это − хот-дог какой-то там, или вон бургер-кинг какой-то. Что это такое вообще? На Красной площади видели, да? "Стейк-хаус", и прямо по-русски написано. Что за "стейк", что за "хаус" такой? Вообще даже не знаешь, что это, кто это, а вот на Красной площади есть.
Должны институты в этой фильтрации создаваться, я думаю, что надо всё это возрождать, всё это фильтровать, делать, доносить до наших людей, детей истинную правду. Хотя бы вот мы должны.
Артём Войтенков: Ну вот, стараемся.
Нидас Ундровинас: Стараемся, да. Вот спасибо, что вы есть. Спасибо вам за приглашение.
Артём Войтенков: Да и вам спасибо за рассказ, интересный такой, про Соединённые Штаты. Всего доброго.
Нидас Ундровинас: Ну, всего хорошего, до свидания.
Набор текста: Наталья Малыгина, Альфия Гультяева, Марина Березнёва
Редакция: Наталья Ризаева
Комментариев нет:
Отправить комментарий